Статьи В.В.

Остановимся подробнее на представлении о метафорическом смысле понятия «метаматематика». К метаматематике относится хорошо известная теорема Гёделя о неполноте. По своему построению это обыкновенная математическая работа, так ее, собственно, и воспринимают математики. Но в то же время эта теорема имеет и очень глубокий философский смысл. Из этой теоремы следует, что мышление людей существенно богаче его дедуктивной формы и что нельзя, основываясь на формальной логике, построить компьютерный искусственный интеллект.

На страницах естественно журналов мелькает новый термин – философия науки. Правда, наши философы не очень любят это словосочетание, и, может быть, они правы: лучше было бы говорить не о философии, а о логике развития науки. Наука сама стала объектом исследования – появилась метанаука, т.е. такая наука, которая изучает логику научных построений. В этой области еще не получено общепризнанных результатов. Но от этого она становится еще интересней. Философия науки, конечно, не научила ученых открывать истины, зато она сделала их самокритичней, а это не так уж мало.

В период возникновения кибернетики большинству ученых казалось, что центральные проблемы управления связаны с разработкой математической теории управления, теории алгоритмов, автоматов и автоматического регулирования, с созданием математических моделей самоорганизующихся систем, а иногда с развитием таких разделов прикладной математики, как линейное программирование, планирование эксперимента и т.д. С другой стороны, к числу важнейших проблем науки об управлении относили разработку технических средств управления – вычислительных машин и их инженерного и математического обеспечения. В последнее время стало ясно, что при решении задач управления центральную проблему составляет человек, и именно он должен стать главным объектом изучения кибернетики.

Проблема человека в управляющих системах многоаспектна. Перечислим лишь некоторые ее стороны, как они отражены в мировой научной литературе.

Развитие высокоиндустриального общества невозможно представить себе без постоянного обращения к экологическим прогнозам. В то же время мы можем со всей определенностью утверждать, что теоретические основы точных прогнозов, направленных на строго фиксированную локализацию событий будущего во времени и пространстве, остаются неразработанными. К числу таких относится и экологический прогноз.

Три тома работ, посвященных проблемам бессознательного, производят сильное впечатление, с которым еще долго придется считаться. Впечатление это противоречиво – собран громадный, несомненно, интересный материал, но он содержит взгляды на проблему только в одном ракурсе: почти все работы находятся в тени гигантской фигуры З.Фрейда – спорят с ним, опровергают его, ищут тех, кто предшествовал ему. Не появляется ничего существенно нового, бросающего вызов всему ранее предложенному. А именно в таком, революционно новом подходе нуждается сейчас область знаний о бессознательном. В ней накопилось колоссальное количество экспериментального материала, не вмещающегося в рамки существующих теоретических построений. По мнению авторов данной работы, обратившихся к проблемам психологии извне, с этой областью знаний соприкасаются некоторые нерешенные проблемы как инженерного и инженерно-психологического характера (искусственный интеллект, автоматическое проектирование, человек-оператор в экстремальных ситуациях), так и социальные (управление большими коллективами в различных социальных структурах, образование и воспитание, стимулирование творческой активности и т.п.).

Понять природу чего-либо – это понять тот смысл, который за этим стоит. Но как можно понять смысл чего-нибудь и тем более смысл того, что есть смысл?
Здесь возможны, по крайней мере, два подхода. Один из них условно назовем аналитическим – он будет основан на анализе знания о предмете, заложенного в самом языке. Обращаясь к нему, мы выберем синонимы слова, близкие по своему смыслу анализируемому слову, и построим из них тексты, раскрывающие смысл анализируемого слова. В качестве синонимов слова смысл можно взять такие слова, как сознание, язык, оценивание, логика, число, текст, культура

В этой работе я хочу показать, как возможно использование языка математических представлений в раскрытии философской мысли. Ранее я много лет занимался применением вероятностно ориентированной математики в науке и технике. Теперь – последние 15 лет – я пытаюсь делать то же в философии, развивая вероятностную модель сознания. Мои исходные посылки, как это ни странно, близки к метафизике Платона, и это дает мне возможность показать, что абсолютный идеализм может внести свой вклад не только в современную философию, но также и в науку. Здесь я забегаю вперед и отвечаю на вопрос, который будет включен в программу будущего XVIII Международного конгресса по философии в Брайтоне.

Мне уже скоро прощаться и уходить отсюда. Я пришел на Землю, когда все было еще спокойно. Когда верили в безграничное будущее. Когда процветала Российская империя. Я прожил жизнь активно: много работал, многому противостоял, имел друзей и учителей, прошел через круг страдания, не схваченный фантазией Данте, написал много книг, которые можно было издать у нас или хотя бы на Западе. Видел зарубежный мир. Теперь мне хочется осмотреться: понять, что же произошло, в чем я участвовал, за что погибли близкие мне? Что оставляем мы будущим обитателям Земли? Я понимаю – мы стоим на изломе Культуры. Но что об этом можно рассказать? Кто услышит сказанное?
Может быть, когда-нибудь я напишу и подробные воспоминания. Но это – потом, а время не ждет. Все сказанное здесь является дальнейшим развитием моей последней книги «Спонтанность сознания» [Налимов, 1989].

Недавно (7/20/III–1994 г.), исполнилось 115 лет со дня рождения моего отца. И я возвращаюсь к воспоминаниям о нем, начатым в Берлине (в перерывах между лекциями) в дни его столетнего юбилея, 15 лет назад. Мне хочется завершить эти воспоминания не только потому, что Василий Петрович был моим отцом и другом, но еще и потому, что его жизнь тесно переплелась с трагической судьбой русской интеллигенции недавнего прошлого.  (В моем распоряжении оказались три архива: один, сохранившийся, несмотря на все обыски, в семье отца, другой – в Архиве Московского государственного университета; третий – Центральный архив КГБ. Много восстановлено по памяти.)

Характеризуются условия возникновения трансперсональной психологии как области знания, ориентированного на новое видение природы человека, в связи со сменой парадигм человекознания. Рассматривая мир иррационального, эта область знания делает его предметом серьезного анализа с обращением к духовному опыту, уходящему в далекое прошлое (шаманизм, индуизм, буддизм, суфизм, христианство). Изложены результаты наукометрического анализа «Журнала трансперсональной психологии». Обсуждаются перспективы развития данной области знания, соединяющей мировоззренческую, психотерапевтическую и научную ипостаси.

Интервью профессора В.В. Налимова
для Вестника Высшей Школы, № 2, 1993
"Я развиваю вероятностную модель сознания. В пользу своего подхода могу выдвинуть ряд положений. Эта теория мне представляется достаточно изящной, обладающей довольно большой объяснительной силой. И тут я уже перехожу к категориям, близким искусству. С помощью искусства, в частности медитации, я пытался выявить способы поддержки моих теоретических высказываний. Такие медитации в течение восьми лет проводились с группой профессиональных художников. В результате сеансов появились, с одной стороны, словесные протоколы, а с другой – образы, картины. Это наталкивает на очевидную мысль: идя к сознанию, мы должны начинать путь с искусства".

Кажется, созрело время и для этой темы. Говорить о ней непросто. Своими корнями она уходит в далекое прошлое гностического христианства, а может быть (в соответствии с преданием), еще и в прошлое Древнего Египта.

Приближаясь к XXI в., мы начинаем все острее ощущать кризисную ситуацию, охватывающую все человечество. И более того, выходя за привычные нам границы, кризис вторгается в запредельность нашего существования – духовную область Бытия.
Изжила себя культура, возникшая еще в Афинах, Иерусалиме и Риме. Завершает свой путь цивилизация, рожденная этой культурой.
Нужны новые смыслы. Но кто может ихдать?
Религия? Вряд ли.

Моя мать, работая врачом-хирургом, добровольно прошла службу в госпиталях во время эпидемий холеры и брюшного тифа, исполняя свой долг. А теперь была объявлена мобилизация на борьбу с сыпным тифом, уберечься от которого в госпитале в дни эпидемии не мог практически никто. Из семьи в Красную армию должен был пойти один из родителей. Хотел идти отец – у него был диплом фельдшера – но он давно оставил медицину. Мать настояла, говоря, что у нее крепче сердце и что он, отец, сможет лучше обеспечить семью (было трое детей – младшая около 2-х лет)...

Интервью с В. В. Налимовым, Общественные науки и современность, 1995, № 3, 122–132.

Отрывки из воспоминаний о крупнейшем математике XX века, вошедших в книгу «Канатоходец».

Эта работа является продолжением моей небольшой книжки На грани третьего тысячелетия: что осмыслили мы, приближаясь к XXI веку [Налимов, 1994 б], посвященной проблеме выживания. Выживания – через создание новой культуры, включающей обновленную религию, способную отвечать задачам наших дней. В новой работе я пытаюсь связать свои представления о религии будущего с позициями критически настроенных западных теологов нашего столетия, отмечая некоторые параллели с мистическим анархизмом – религиозно-философским движением ранних лет русской революции.
Автор никоим образом не претендует на безусловную истинность своих суждений. Речь идет лишь о личностном понимании метафизики жизни.
В работе приводится много цитат, необходимых для раскрытия темы и создания смыслового фона. Если угодно, этот текст можно рассматривать как заочный диалог с западными теологами, и прежде всего – немецкими.

Культура, как и все живое, рождается, живет и, исчерпав себя, умирает, оставляя место появлению новых форм и функций.

Мы мало знаем о культуре как о суперорганизме. Уверенно, пожалуй, можно сказать только то, что раскрытие культуры в периоды ее подъема – это творческий процесс, и уже поэтому он не поддается прогнозированию.

Кажется, исподволь начал возвращаться интерес к анархизму. Появился целый ряд публикаций, посвященных этой теме – серьезных книг и даже газетных статей, что кажется особенно примечательным. Слыханное ли дело, чтобы в широкой печати об анархизме говорилось без поношений и даже с удивительным резюме «анархия – это ненасилие»? Такого не было несколько десятилетий.

Я дал своему тексту следующее заглавие: Почему так был нужен нам Даниил Андреев?
Это вопрос. Попытаюсь ответить на него. Страна, или хотя бы какая-то часть ее, может быть одухотворенной, если в ней живет Поэт. Хотя бы один, но мистически одаренный. И даже если его знают немногие, он все равно «звучит». Его духовная отвага в годы повсеместного унижения и вырождения «под бременем обид» делает свое дело и сообщает больной стране целительную весть, наделяет ее силой.

Мы приближаемся к зарождению единой культуры, решая вопрос о том, как сможет выжить наша планета Земля, зараженная одной болезнью – техникой, порабощающей человека.
Среди задач сегодняшнего дня я вижу как одну из главных – критику современной культуры, без чего невозможно наметить пути в Будущее и понять задачи образования, которое является не просто составной частью понятия “культура”, но по существу синонимом этого понятия, ибо латинское cultura и есть “образование, воспитание, развитие, возделывание”.

По специальности я прикладной математик. Многие годы я занимался применением математической статистики и планированием эксперимента (также математической дисциплиной) в различных задачах научной и технической направленности. В течение последних 15-20 лет я расширил поле своей деятельности, начав заниматься применением математики, особенно ее вероятностного направления, в рассмотрении задач философского характера. Моей целью стало построение вероятностной модели языка [Налимов, 1979], а затем и сознания в целом [Налимов, 1989, 1991, 1993], [Nalimov, 1992, 1995, 1996], [Nalimov, Drogalina, 1995].

В этой работе мы попытались взглянуть на древнеиндийскую философию глазами тех, кто находится под влиянием кибернетики и в своей повседневной деятельности занимается развитием и применением ее идей. Нас поразила близость этих двух мировоззрений, казалось бы, столь далеко отстоящих друг от друга. Не будучи специалистами-индологами, возможно, выбирали и не лучшие примеры для иллюстрации наших суждений. Некоторые из них неоднократно упоминались в популярной литературе, хотя нам кажется, что мы дали им свое толкование.