ИСКУШЕНИЕ СВЯТОЙ РУСИ

ИСКУШЕНИЕ СВЯТОЙ РУСИ


Издательство «Водолей», ТомскМосква, 2002 г.

Кармическая теория нашей культуры
Минилетопись эпохи

Главы из книги

И я взглянул, и вот конь бледный и на нем всадник,
которому имя "смерть"; и ад следовал за ним.
[Откровение Иоанна Богослова, 6.8]

ПРЕДИСЛОВИЕ

Все мы участники большого, трагически-мучительного эксперимента. Все, что было скрыто – приоткрылось, все, что сопротивлялось – погибло. Всем нам – и тем, кто сохранился от прошлого, и тем, кто пришел в разгар событий, хочется понять – что же происходило и происходит? Куда девалась святая Русь, которую видели, переживали и предвидели дорогие нам сердца?

Ответа на эти вопросы нет; простого ответа. Слишком много всего смешалось, переплелось и ворвалось в нашу жизнь. Слишком явственно выступило кармическое прошлое – еще не изжитое.

Единственное, что мы можем сделать сейчас – попытаться посмотреть на все в разных ракурсах, не стремясь создать единого, всегда ущербного взгляда.

«Русь, куда же несешься ты, дай ответ».

Написанное здесь отнюдь не пасквиль, а серьезные и грустные размышления.

Глава VII
ДОСТОИНСТВО ЧЕЛОВЕКА
(Вместо заключения)

...мир этот связан Действием
[Махабхарата, 1960].

Эксперимент еще продолжается, а нас – тех, кто прошел сквозь него с первых его дней, – осталось совсем мало. Каждый из нас участвовал в нем в такой мере, в какой он был подготовлен духовно своими прежними странствиями по Мирам и Векам. Каждый увидел происходящее в своем – только ему свойственном ракурсе. И наш долг рассказать другим о том, чему мы научились на этом пути. Это долг перед теми, кто сейчас молод и будет еще долго участвовать в этом эксперименте, и перед теми, кто шел вместе с нами, но не выдержал и погиб, и теми, кто пытался подготовить нас к трагическому пути.

I. Пузырьковая камера как модель мира

1. Всем думающим людям, наверное, всегда хотелось осмыслить движущие силы истории. Кто-то претендовал на большее, питаясь уловить смысл истории. Но что можно сказать о движущих силах прошлого, если мы не в силах осмыслить реальных движущих сил настоящего – того настоящего, участниками которого мы сами оказываемся.

2. Приходится признать, что История трансцендентна – действующие в ней силы оказываются вне поля нашего зрения. Хорошей моделью происходящего может быть пузырьковая камера Вильсона. В камере Вильсона видимые следы – треки – оставляют только заряженные частицы. С точки зрения неискушенного наблюдателя все, происходящее в этой камере, выглядит как некое чудо: из ничего может возникнуть видимый трек, дальше он может исчезнуть в ничто и вдруг снова появиться, разветвляясь почему-то на множество треков, также потом исчезающих. Для наивного наблюдателя трансцендентными будут представляться все нейтральные частицы, включая и кванты энергии – в том числе и приходящие из космоса. Трансцендентным будет ему представляться и действие ускорителя, поскольку он будет наблюдать лишь часть происходящих при этом процессов. Физик будет понимать все иначе – теория, которой он владеет, делает его метанаблюдателем, трансцендентность происходящего исчезает – оказывается, что все происходящее может быть зарисовано на так называемых диаграммах Фейнмана. Для нас – внимательно наблюдающих за ходом происходящего на Земле, – нет возможности отобразить все так, как это делается на диаграммах Фейнмана. Но мы ясно улавливаем присутствие ненаблюдаемого. Неожиданное появление таких фигур, какими были Александр Македонский, Атилла, Аларик, Наполеон, Иван Грозный, Гитлер и Отец Родной хочется объяснить тем, что произошло столкновение некоего колоссального пакета космической энергии с каким-то заурядным человеком. Этот человек приобретает свойства демиурга – ему на время подчиняется история, а сам он подчиняется вошедшей в него Силе. Этим людям необычайно везет – данная им энергия охраняет и их, и их дело. А потом все так же быстро рушится. Некоторые из них, скажем, Наполеон, потеряли свой энергетический потенциал еще при жизни. Так же было с Гитлером. Может быть, то же случилось и с Отцом Родным? Крупные и полные трагизма исторические события оказываются своеобразными аналогами ускорителей частиц в физике. Первая мировая война с невиданными дотоле масштабами убийств, горя и страданий породила в астральном плане жизни сгустки энергий зла. Эти пакеты энергий устремились в людей, и трагическое последующее оказалось как всегда изживанием предыдущего. Цепочка событий, спонтанно протекающих, находящихся вне каких-либо исторических закономерностей... Любопытно, что демиургоподобные фигуры оказываются своеобразными фантомами, служащими лишь для перекачки и рассеяния энергии. В плане идейном они не создают новых ценностей. Их дела оказываются без последствий. Лозунги, во имя которых они действовали, оказываются лишь прикрытием, взятым из арсенала идей прошлого... Модель камеры Вильсона может быть использована и для описания микропроявлений нашего поведения. На диаграммах Фейнмана мы можем видеть, как происходит сближение траекторий двух частиц – затем почему-то одна из них получает пакет энергии от другой, и их траектории начинают расходиться. Не происходит ли подобное и с людьми, которые, сблизившись вдруг по непонятным для других причинам, начинают расходиться? Неожиданное, совершенно непрогнозируемое поведение человека – вспышка злобы, ревности, даже убийство в состоянии аффекта, или просто малодушие и предательство, ложащиеся потом тяжелым бременем на совесть, – не есть ли все это результат временного распада личности, выделение, а потом поглощение так называемой виртуальной частицы?

3. Если перед физиком-наблюдателем будет находиться последовательность пузырьковых камер, интерпретируемых как цепь различных исторических эпох, то он легко увидит то, что можно было бы назвать реинкарнацией. Можно будет проследить за историческим прошлым заряженных частиц. Хотя здесь, конечно, речь может идти только о связи с прошлым, но не об идентичности с видимыми частицами прошлого, поскольку во времени происходят многочисленные процессы как с потерей, так и с приобретением энергии. Но не то ли происходит и в истории культур? Связь с прошлым здесь всегда легко прослеживается, но, как и в пузырьковой камере, эта связь становится невидимой – уходит куда-то в подполье, а потом снова вспыхивает в своем новом рождении, оставляет яркий след и исчезает из поля зрения. Как много говорят сейчас и пишут о том, что в нашей государственности вспыхнули и византийские традиции обожествления носителя Власти с его священным и неприкосновенным престижем, и китайская структурированность общества. Влияние китайской государственной мысли (прослеженное историком проф. Введенским, одним из основателей концепции евразийства нашей культуры) пришло к нам через монгольское завоевание. А сгустки идей Великой французской революции – разве не обрели они новое, почти неузнаваемое рождение в нашей революции? Произошла реинкарнация идей, они получили новую форму и новую подпитку колоссальной энергией освободившегося народа... Началась жизнь идей в новом воплощении. В официальном юридическом журнале Человек и закон мы читаем [Левандовский, 1976]:

Спустя четыреста лет после описанных событий – речь идет о процессе над орденом Тамплиеров – имя «рыцарей храма» примет одна из наиболее реакционных разновидностей масонства (кстати, дожившая до наших дней, которая, утвердившись в США, свяжет свою судьбу с международным сионизмом) (с. 132).

Опять реинкарнация? Может быть, потому мы и не можем понять смысла происходящего, что хотим осознать что-то в том малом интервале времени, когда оно представляется нам видимым. Трансцендентное видение истории – это попытка охватить всю цепочку реинкарнаций, несмотря на всю внешнюю непохожесть ее отдельных проявлений. Не приоткроется ли нам и смысл, казалось бы, совсем бессмысленных крестовых походов средневековья, если мы и здесь попытаемся проследить за цепочкой реинкарнаций? Особенность каждой новой формы реинкарнаций определяется, видимо, с одной стороны, теми обменными энергетическими процессами, которые произошли в невидимых нам состояниях, а с другой стороны, – теми новыми возможностями Делания, которые открываются различно в различных состояниях культуры.

II. Миф как видение мира

1. Сказанное выше, конечно, только Миф. Но, наверное, все наши мировоззренческие построения это только Мифы. Человечество на протяжении всего своего развития пытается выразить в символах свое внутреннее знание, почерпнутое где-то в других психологических пространствах – в иных состояниях сознания, позволявших непосредственно прикоснуться к космическому Единству мира. Весь прогресс, если о нем вообще уместно говорить, состоит в том, что меняются и, наверное, расширяются наши языковые возможности и накапливается и расширяется опыт не столько индивидуального, сколько социально-целостного действия людей. Теперь, в отличие от прошлого, мы можем созидать Мифы, опираясь на понятия, заимствуемые из современной науки – так, скажем, как это пытаюсь делать и я. Теперь мы обогатились трагическим опытом нового социального делания в нашей стране и в нацистской Германии – опыта неведомого доселе, и этот опыт дает нам то новое видение Мира, через которое мы пытаемся выразить наше Знание, в своей глубинной исконности, наверное, и не отличающееся от Знания тех, кто жил задолго до нас. Мы только передаем Эстафету Знания через годы и века изменяющейся Культуры.

2. А религия, или лучше – религии во всем многообразии их проявления – разве это не постоянно возобновляющаяся реинтерпретация представлений человека о космическом Единстве? Когда дряхлеет Культура, а вместе с ней и ее язык, то умирает и прежнее видение Бога. Ницше похоронил старое – двухтысячелетнее представление европейцев о Боге, чтобы открыть дорогу для рождения нового Бога[1]. Все мы сейчас в поисках нового видения Бога, хотя кто-то упорно пытается жить с одряхлевшим прошлым.

3. А наука – разве это не новая мифология, разве это не интерпретация все того же внутреннего Знания через новый опыт и через совсем новый язык? Наука открыла возможности Овладения Миром в неведомых ранее масштабах. Отсюда и новый опыт и новый язык. Но все научные концепции – это свободные фантазии ученого – на что они опираются? С удивлением мы видим, как концепции современной физики смыкаются с представлениями древневосточных религиозных философий [Capra, 1973]. Но подчеркнем здесь – не сливаются, а только смыкаются с ними, поскольку в науке используются слова с иной семантикой, покоящейся на совсем новом опыте. Вот один пример, легко разъясняемый краткими словами: человечество издревле беспокоила проблема извечной Целостности, когда после отделения части от Целого сохраняется целостность и Целого и его части. Вот относящиеся сюда слова из восточной молитвы, повторяемые ежедневно монахами-браминами вплоть до наших дней [Agehananda, 1975]:

Вся эта жизнь проистекает из того, что есть целое, и если целое изъять из целого, все же целое сохранится (с. 55).

В древнем Египте представление о триединстве: Гермес Трисмегист. В христианстве – Троица, уходящая своими корнями в неведомую давность. Как много насмехалась атеистическая пропаганда над нелогичностью этого понятия, над скрытой многобожностью, хотя еще в прошлом веке немецкий математик Георг Кантор совсем простыми рассуждениями показал, что между натуральным рядом чисел и его частью – только четными (или нечетными) числами этого ряда – можно установить взаимно-однозначное соответствие. Древнее Знание нашло новое выражение. Оно стало возможным только когда созрело время для создания нового языка.

III. Множественность в Целостности Общества

1. В те же трудные годы, когда люди нашей страны освободились от прежних социальных оков, мы все с непоколебимой ясностью увидели, что сообщество людей разветвлено – разделено непреоборимо по своей внутренней природе. Оно состоит из отдельных кластеров. Нет, это не социально-классовые объединения, как тому нас учил марксизм, это – психологически разные Генотипы. Роковая ошибка всего русского романтического революционного прошлого состояла в том, что оно верило в единство человечества, освобожденного от социальных ограничений прошлого. Каждое политическое направление исходило из некоей концепции, выработанной в недрах хотя и размытого, но все же какого-то одного Кластера в наивном предположении, что после соответствующего разъяснения предлагаемое может быть принято всем народом. Это можно хорошо проследить, скажем, на примере анархизма – это движение распадалось на множество отдельных несогласуемых группировок и каждая из них полагала, что жизнь в будущем так и устроится, как они это могут вообразить. Страна не была подготовлена к терпимости – сосуществованию в разномнении. Отсюда ясно, что после разрушения старого, скрепленного традицией и обоготворяемого строя власть должна была перейти в руки какого-то одного Кластера – того, который оказывался способным к наиболее жесткой внутренней организации, необходимой для того, чтобы преодолеть и свою внутреннюю размытость. Так и произошло.

2. Любопытно, американский народ, исторически воспитанный на праве, обретаемом владением шестизарядным кольтом, оказался подготовленным к терпимости. Эта терпимость сделала сосуществование возможным, не сглаживая остроты борьбы в противостоянии. Можно поставить такой вопрос – откуда в России такая вера в монолитность человека, освобожденного от рабства прошлого? Думается, что это своеобразное порождение христианской мысли, правда, непосредственно не высказанной в ее евангельском первоисточнике, но легко выводимой из него простой цепочкой рассуждений. Христос, если посмотреть в Евангелие, понимал и предвидел, что его учение окажется своеобразным катализатором, усиливающим кластеризацию общества. Но потом – после торжества христианства – наверное, должен был начаться процесс восхождения к христианскому идеалу? Так возникла мечта о Золотом веке, о Рае, воплощенном на Земле. Где-то в подполье западного христианства созревала мысль о порождении расы преображенных людей. На Руси все усиливалось крайней нетерпимостью православия к любому инакомыслию. Русь послепетровского времени приняла пришедшую с Запада мысль о преображении человечества, по-своему ее выпестовала, облекла в новые одежды – так появились народовольцы и все, что последовало за этим. Америка – страна изгоев – не пошла по этому пути, ее не коснулось поветрие христианско-социального романтизма. Любопытно и другое – нацизм также откуда-то из европейского эзотерического подполья заимствовал идею создания новой расы, придав этой идее резко националистическую окрашенность. К одной и той же великой Идее – созданию нового человека – появилось два подхода: один социально-классовый, другой – генетический. Оба возникли на германской почве. И сейчас можно только удивляться тому, как в центре образованной Европы могла возникнуть мысль, нелепая даже с позиции ее технической реализации, – известно, что популяции с плейотронными генами, а к ним относится несомненно и человек, даже после самой сильной селекции быстро снова становятся полиморфными. Но идея, если она где-то в своей трансцендентности обрела сверхвысокую энергетику, становится сильнее любых хорошо аргументированных возражений, будь то моральных или чисто научных.

IV. Путь

1. Что же дальше? Выдумывать новые хитроумные доктрины или ставить заплаты на износившиеся старые – это было бы катастрофическим безумием. Романтизм социальных преобразований, так волновавший русскую интеллигенцию, ушел в невозвратное прошлое. Стало ясно, что идеальное решение здесь невозможно, а все возможные решения все равно ничего не решают. Наверное, лучшее, что можно сделать – это дать возможность жизни развиваться в своей спонтанности. Нужно реалистическое видение жизни. Любопытно, что русская жизнь всегда была настолько структурирована и разгорожена всякими перегородками, что русский интеллигент впервые столкнулся со всем многообразием реальной жизни только в лагерях у Отца Родного. Сверху была власть, был конвой, а в зоне, в бараках, в бригадах жизнь шла по-своему – в своей спонтанной самоорганизованноcти. Интеллигент впервые оказался погруженным в инородную для себя среду – среду всего русского народа, о хождении в который мечтали народовольцы. В этой среде – среде чужих и часто враждебных людей – надо было жить в невыносимом напряжении сил. Лицом к лицу пришлось столкнуться и с блатным миром – кластером, организованным своей традицией со всей жесткостью своего поведения и поддерживаемым сверху (социально близкие – так это объяснялось). И с ними надо было сосуществовать в постоянном и тесном взаимодействии. Мир, который принято называть преступным, не был отделен от нас тюрьмой – мы находились с ним в одной тюрьме, обладали одной и той же, правда, резко усеченной, свободой. Произошло пародирование идеала анархизма – самоуправляющееся общество, правда, за колючей проволокой. Вот тут-то и можно было оценить все теории о человеке и об обществе. Романтизм – против реальности.

2. Если старые проблемы исчезли, то появились новые. И что очень важно – теперь уже не национальные, а всечеловеческие, всемирные... Безысходность происходящего, надломленность старых идеалов, нарастающая напряженность технической мощи, направленная на самоуничтожение, включение в общую орбиту жизни все новых и новых народов, взращенных на совсем иных – чуждых нам традициях – все это, казалось бы, предвещает рождение новой культуры. Но возникнет ли новая культура? Мы не знаем, как порождаются новые культуры – они не возникают из отдельных доктрин, они не создаются усилиями отдельных людей, но через них порождаются. Перед нами Тайна, опять трансцендентность происходящего.

3. Перед каждым из нас, наверное, возникал вопрос – что же делать в этом водовороте событий? Нужно ли вообще что-либо делать, или разумнее уйти из жизни во внутреннюю эмиграцию, замкнуться в себе? Для меня ответ прозвучал так – нужно сохранять Достоинство человека. Это означает активность в жизни – Делание, идущее изнутри – спонтанное, без очерченной цели, без заботы о плодах его. Ощущая себя в полноте своей индивидуальной Целостности, мы все острее начинаем ощущать себя частью другой – общечеловеческой Целостности, а иногда и Целостности космической. Отсюда стремление к активному сопричастию Всему через Делание. Становятся понятными синонимически звучащие слова о Деле, Делании и Творении из Евангелия от Иоанна. Они звучат как рефрен, как лейтмотив ко всему, оказанному там:

...и изыдут творившие добро в воскресение жизни... (Ин. 5:29).
Иисус сказал им в ответ: :вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал (Ин. 6:29).
Кто хочет творить волю Его, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно или Я Сам от Себя говорю (Ин. 7:17).
Пославший Меня есть со Мною; Отец не оставил Меня одного, ибо Я всегда делаю то, чтт Ему угодно (Ин. 8:29).
Мне должно делать дела Пославшего Меня, доколе есть день; приходит ночь, когда никто не может делать (Ин. 9:4).
Если Я не творю дел Отца Моего, не верьте Мне;
А если творю, то, когда не верите Мне, верьте делам Моим, чтобы узнать и поверить, что Отец во Мне и Я в Нем (Ин. 10:37-38).
Иисус сказал ему в ответ: чтт Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после (Ин. 13:7).
Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, чтт Я сделал вам (Ин. 13:15).
Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода;
ибо без Меня не можете делать ничего (Ин. 15:5).
Если бы Я не сотворил между ними дел, каких никто другой не делал, то не имели бы греха, а теперь и видели, и возненавидели и Меня и Отца Моего (Ин. 15:24).

V. А что же Там?

1. Что же происходит в духовной жизни Там – на Западе и на Востоке? Свободна ли их мысль? Готовы ли они встретиться лицом к лицу с новой культурой?

2. Отсюда – в приоткрывающиеся нам щелки – мы внимательно наблюдаем, присматриваемся. Что же мы там видим: возрождение и обновление позитивизма, французский структурализм – все это кажется скучным; философия языка позволила увидеть что-то очень важное, ранее не замечаемое, но потом движение мысли там словно приостановилось; экзистенциализм, какими-то невидимыми связями идущий от Кьеркегора, Достоевского и Ницше, казалось бы сбросил одряхлевшую европейскую мысль – освободил человека от его навязшего прошлого и заставил пристально взглянуть в самого себя, но дальше... не остановилось ли все на этом? В Индии – со времен Рамакришны начинается ренессанс. Если раньше в силу существовавшей традиции (игнорирующей Бхагавадгиту?) было принято считать, что всякое земное Делание это только изживание остатков кармы, то потом стало понятным, что Христос приходил на Землю отнюдь не в силу этого. И утонченная индийская мысль восприняла ускользнувшее из христианства – возможность Делания без Власти, без зла и насилия. Здесь перед нами: Вивекананда, Рабиндранат Тагор, Ганди, Шри Ауробиндо – земное Делание и не только на Земле. В Японии ренессанс начался позднее. Наконец и эта страна приоткрыла сокровенность своей мысли для Запада и сама открылась западной мысли и западной католической религии.

3. На Запад, особенно в США, широким потоком хлынула восточная философская мысль. Она активно переосмысливается, переживается в медитациях. Каким-то эхом донеслось это и до нашей страны. И удивляет нас здесь пожалуй только одно – в большинстве случаев восточная мысль противопоставляется христианской. Словно бы христианский мир утерял глубинное понимание учения Христа и перестал понимать, что есть Инварианты духовной жизни человека. Правда, где-то в свободомыслящей части католицизма иногда и проскальзывают попытки к вcепониманию многообразия духовной жизни. Отсюда представляется нам, что в религиозной жизни Запада подспудно назревают какие-то очень большие изменения. Но как их разглядеть отсюда? На поверхность выходят скорее какие-то уродливые проявления нового. Как-то уж очень удручающе действует желание встать на колени перед происходящим, приклеиться к нему, стать частью его. Встречаем мы и такие cлова: теология изобилия; теология освобождения; теология родительного падежа; Бог – главный программист Вселенной; Христос – только моральный учитель; Библия в терминах управления; вера как управляющее устройство; проекция технической картины мира на религиозную.

Или рассуждения о том, что сделал бы Фома Аквинский, встретившись с марксизмом – изменил бы он теологию так же, как он это когда-то сделал, встретившись с работами Аристотеля [Camara, 1977]?

4. Поражает нас одно обстоятельство. В доступной нам литературе не находим мы глубоких и интересных интерпретаций двух грандиозных социальных экспериментов. Когда речь идет о Германии (после Первой мировой войны), то ссылаются на кризис, на безработицу, на раздражающе большое влияние еврейского капитала, на то, что Гитлер был больным человеком, но разве из всего этого следует то, что случилось? Конечно, интересны такие книги, как [Pauwels, Bergier, 1960], [Ravensoroft, 1973], но уж очень многое там не досказано, многое вызывает сомнение, да и интерпретация прошедшего далеко не полная. Может только чуть-чуть приподнимается завеса. А когда пишут о нашей стране, то, кажется, везде подспудно проходит мысль о величии Отца Родного. Но был ли он гений Власти или только пешкой в большой игре? А если и гений, то разве это что-то объясняет? А все, что происходило в этих экспериментах, все же было порождено европейской мыслью, европейской культурой. Отказываясь понять проявления этой культуры в ее крайностях – что можем мы знать о ней?

5. По иронии судьбы я заканчиваю эти страницы в новогоднюю ночь в Берлине. Вчера западное радио передало предновогодний опрос населения. Он показал, что большинство опрашиваемых ставит главной задачей наступающего года повышение своего благополучия. Да, здесь, в Берлине, можно ощутить чарующую прелесть товаров Запада. Но грустно от этого. У нас – в нашей стране – нет этой прикованности к вещам. Хотя бы в этом отношении мы свободнее.

6. Запад – свободен ли он во всей полноте своей разносторонней мысли? Готов ли он к новому?

ЛИТЕРАТУРА

  1. Левандовский А. 1976. Процесс рыцарей Храма. М.: Человек и закон, № 11, с.
  2. Махабхарата II: Бхагавадгита (перевод Смирнова Б.Л), с. 184 (III:9). 1960. Ашхабад: 402 с.
  3. Регельсон Л. 1977. Трагедия Русской Церкви. Париж: с.
  4. Светлов Э. 1972. Вестники царства Божия. Библейские пророки от Амоса до Реставрации (VIII-IV ВВ. вв. до н.э.). Брюссель: с.
  5. Шюре Э. 1914. Великие посвященные. Очерки эзотеризма религий. Калуга: Типография земской управы, 419 с.
  6. Agehananda Bharati. 1975. The Tantric Tradition. New York: Samuel Weiser Inc., 336 p.
  7. Bellah R. 1976. Beyond Belief. Essays on Religion in a Post-Traditional World. N.Y: Harper and Row Publishers, 298 p.
  8. Camara H. 1977.What would St. Thomas Aquinas, the Aristotel Comentator, do if Faced with Karl Marx? New Catholic World, Paulist Press, May -June, Vol. 220, No 1317.
  9. Capra F. 1975. The Tao of Physics. An Exploration of the Parallels Between Modern Physics and Eastern Mysticism. Boulder: Shambhala, 330 p.
  10. Earl W., Edie M.J., Wild J. 1963. Christianity and Existentialism. Northwestern University Press, 186 p.
  11. Ravensoroft T. 1973. The Spear of Destiny. N.Y: A Bantam Book, 361 pp.
  12. Pauwels L., Bergier J. 1960. Le matin des magiciens. Paris: Gallimard, 512 p.



[1] Эта мысль заимствована из книги [Earl, Edie, Wild, 1963].



Назад в раздел