На грани третьего тысячелетия: что осмыслили мы, приближаясь к XXI веку.
Философское эссе
ПРЕДИСЛОВИЕ
Эта работа далась автору нелегко. Рассматриваемые здесь проблемы остаются до сих пор не разработанными, несмотря на то, что возникли они еще в далеком дохристианском прошлом. Своей задачей автор считает, прежде всего, попытку отчетливо сформулировать проблему, продираясь сквозь множество разноречивых философски незавершенных высказываний.
В наши дни предлагаемая к рассмотрению проблема назрела как никогда — будущее не мыслимо без углубленной разработки затрагиваемых здесь тем.
...возрождение нашей эпохи должно
начаться с возрождения мировоззрения (с. 73)
А. Швейцер (Швейцер, 1992)
Нельзя выпячивать проблемы прошлого;
приоритетом должны пользоваться широкие
и многослойные проблемы людей и человеческого
общества сегодняшнего дня. (с. 181)
Г. Кюнг (Кюнг, 1992)
В концентрации сил на грани гибели
возникнет, быть может, независимый человек,
который фактически овладеет ходом вещей
и обретет значимость подлинного бытия, (с. 214)
К. Ясперс (Ясперс, 1990)
ГЛАВЫ ИЗ КНИГИ
I. ВВЕДЕНИЕ
Двадцатый век движется к своему закату. Естественно оценить то, что мы пережили за время его развития.
Отчаяние. Войны невиданной силы — только Вторая мировая унесла 60 миллионов человек (из них 27 миллионов в нашей тогдашней стране). Репрессии невиданного масштаба. Эпидемия наркомании. Нестерпимый бандитизм и безумный терроризм.
И в то же время расцвет интеллектуальной деятельности.
И безудержный технический прогресс, сметающий жизнь на Земле, покоряющий самого человека.
Все смешалось, все спуталось[1].
Прощаясь с XX веком, мы вместе с ним прощаемся и со вторым тысячелетием нашей культуры. Это обстоятельство надо также суметь оценить. Оглядываясь, мы обращаемся преимущественно к маргиналиям нашей культуры, поскольку именно там появляются ростки будущего.
II. ЧЕЛОВЕК И КУЛЬТУРА
Если обратиться к языку гностиков, то можно сказать, что человек не хорош и не плох. Он таков, каков есть, во всей своей многомерности. Он непрестанно взаимодействует с культурой и в результате этого взаимодействия может становиться хорошим или плохим.
Культуру создают люди. Создав ее, одни подчиняются ей беспрекословно, другие — интеллектуально и духовно развитые — сохраняют самостоятельность, остаются самими собой, готовые вступить в неравную и, казалось бы, бессмысленную борьбу, становясь бунтарями, диссидентами. Они были всегда. Они есть и сейчас.
Культура должна быть динамичной — только тогда человек может действовать. Только тогда он может стать героем — а потребность в этом в нем заложена искони. Человеку свойственна устремленность к романтизму (Налимов, 1993 в).
Культура может одеревенеть из-за недостатка реформаторов, тогда — бунт, революция. Культура может потерять свою потенциальность мягко — тогда апатия, безразличие, хаос и разброд, утрата этики — хранительницы культуры. Тогда возможна и гибель культуры. Вспомним великую Римскую империю.
Культура является терапией сознания. Она успокаивает мятущуюся душу человека. Эта тема нами опять-таки обсуждалась в книге (Налимов, 199.3 в).
Создается культура харизматическими личностями разного достоинства. Вспомним Лютера, первых президентов Америки, Наполеона, Толстого и Достоевского, Ленина, Троцкого, Гитлера, Сталина... (Это только примеры.)
Культура есть надличностный организм. Он эволюционирует. Но нам не дано знать, куда направлена стрела эволюции. Кажется, что непрестанно идет какой-то гигантский космический эксперимент. Может быть, в этом суровом эксперименте до сих пор проверяется возможность осуществления греко-христианской идеи. Ведь мы еще и сейчас — после двух тысячелетий — не знаем, возможно ли, и если возможно, то как, воплощение христианского идеала на Земле (основная тема произведений Ф. Достоевского).
В христианстве до сих пор нет ответа на один из самых серьезных вопросов нашего бытия в Мире. Этот вопрос звучит так:
В чем смысл истории?
В чем смысл массовых насильственных смертей, политических репрессий, страданий, унижений, порабощении? Отсутствие ответа обесценивает само существование религий.
Ответ, на самом деле, можно дать. Он звучит достаточно лаконично. Смысл истории в том, что она является космическим экспериментом. Такой эксперимент нужен для раскрытия мироздания. И мы, люди, ответственны за то, что в своей деятельности так и не стали христианами, не выполнили стоящих перед нами космических задач. Тысячелетний, а для кого-то и двухтысячелетний, опыт жизни в плане этическом так ничему и не научил.
В более широкой перспективе можно сказать, что смысл существования самой Вселенной состоит в раскрытии заложенной в ней потенциальности (Налимов, 1989). Но как, — мы опять спросим, возможно, раскрытие потенциальности без эксперимента? Подобные эксперименты, возможно, ведутся и в других Мирах и на других Планетах.
III. ЭТИКА КАК ОДНО ИЗ ПРОЯВЛЕНИЙ КУЛЬТУРЫ
Ложные посылки о возможности
обосновать, сконструировать
или доказать правила морали лежат,
пожалуй, у истоков сциентизма. (с. 124)
Ф. А. Хайек (Хайек, 1992)[2]
В Энциклопедическом философском словаре (Дробницкий, Иванов, 1989) мы находим такое определение термина этика:
...философская наука, объектом изучения
которой является мораль,
нравственность как форма
общественного сознания,
как одна из важнейших сторон
жизнедеятельности человека,
специфическое явление
общественной жизни, (с. 776)
В Оксфордском словаре читаем (The Concise Oxford Dictionary, 1980):
Этика. 1. Соотнесение с моралью,
рассмотрение моральных проблем;
морально корректное, благородное (честное).
2. Система моральных принципов;
наука о морали, моральные принципы,
правила поведения, вся область
науки о морали. (с. 355)
И все-таки такой науки, как нам это представляется, нет. Нет ни сколько-нибудь содержательного философского учения об этике, нет и научной концепции, также как и нет достаточно глубоко разработанного учения, охватывающего многообразие религиозного опыта. Учение о нравственности не может существовать хотя бы в силу того, что сам феномен нравственности вторичен. Первичной является культура, взаимодействуя с которой человек принимает решения нравственного звучания. Решение становится нравственным, когда оно затрагивает достоинство человека.
Достоинство — понятие мировоззренческое. Оно возникает при самооценке, когда система личных ценностных представлений сопоставляется с оценками культуры. Но человек, активный по своей природе, должен быть бунтарем. Он действует спонтанно. Он может обретать достоинство и бросая вызов культуре. Так сделал Христос — первый революционер.
Личность, достаточно развитая интеллектуально и духовно, бросает вызов существующей культуре, заглядывая в возможное будущее. Духовно незрелая личность бунтует просто из протеста (против лжи и фальши) — достоинство здесь обретается непричастностью лжи. В этом случае, выступая против лжи, заложенной в самой культуре, личность становится разрушителем, устремленным в неведомое будущее. Иногда на этом фоне вспыхивают суровые новообразования — возникает что-то вроде социальной раковой опухоли.
Посмотрим на реальные ситуации. Они часто диалектичны. Вот христианин на войне убивает врага, хотя о враге было сказано двояко:
Мф. 5.43. Вы слышали, что сказано:
«люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего».
44. А Я говорю вам: любите врагов ваших,
благословляйте проклинающих вас,
благотворите ненавидящим вас
и молитесь за обижающих вас и гонящих вас.
(См. также Лк. 6.27, 35)
Достоинством христианина в наши дни часто оказывается не исполнение слов Нагорной проповеди — что было бы естественно, а исполнение огосударствленного патриотизма или, может быть, просто национализма, что уже неестественно. А что если христианин отказывается идти на военную службу в силу своего буквального понимания Нагорной проповеди и так обретает свое достоинство?! Его девизом становятся слова все той же Проповеди:
Мф. 5.10. Блаженны изгнанные за правду,
ибо их есть Царство Небесное.
В годы репрессий одни находили свое достоинство в том, что противостояли удручающей клевете, несмотря на угрозы или даже прямое насилие, другие — в том, что поддерживали клевету, ибо это надо было, как казалось им, совершать во имя веры в Партию.
Вор «в законе» видит свое достоинство в решениях, подчас безмерно жестоких, в силу своей корпоративной чести. Так же поступает террорист, убивая во имя «идеи» ни в чем не повинных. И та,к же действует бандит на улице — свое достоинство он находит в протесте против благополучия лживого общества.
Эти негативы являются Трагической пародией на рыцарское поведение. Но так ли легко отличить преступное от героического? Повторяем — человеку изначально свойственна устремленность к романтике (Налимов, 1993 в). Но как согласовать романтическую устремленность с этическим началом? И до сих пор нет ответа на фундаментальный вопрос — почему, несмотря на весь доминирующий в наши дни моральный негативизм, есть люди, идущие добровольно на самопожертвование. Если бы был дан ответ на этот вопрос, мы многое бы поняли о нравственной природе человека. Но ответа нет, несмотря на двухтысячелетний его поиск.
Рассмотрим сейчас бегло две серьезных попытки построения теории этики, отстоящие друг от друга более чем на столетие.
Кант
Пытается создать рациональную метафизику нравственности, тщательно очищенную от всего эмпирического[3]. Основные его позиции:
(1) Человек по природе зол (Кант, 1965 а):
...естественное предрасположение к злому,
поскольку оно всегда совершается
по собственной вине, мы можем
называть изначальным (radikales), прирожденным
(и тем не менее нами самими нажитым)
злом в человеческой природе. (с. 35)
(2) Нравственность автономна (Кант, 1980):
Мораль, поскольку она основана на понятии
о человеке как существе свободном,
но именно поэтому и связывающем себя
безусловными законами посредством своего разума,
не нуждается ни в идее о другом существе над ним,
чтобы познать свой долг,
ни в других мотивах, кроме самого закона,
чтобы этот долг исполнить
...мораль отнюдь не нуждается в религии;
благодаря чистому практическому разуму
она довлеет сама себе. (с. 78)
(3) Бог как моральный миродержец (Кант, 1980):
...мораль неизбежно ведет к религии,
благодаря чему она расширяется
до идеи обладающего властью
морального законодателя вне человека,
в воле которого конечной целью
(мироздания) служит то,
что может и должно быть также
конечной целью человека, (с. 81—82)
Эта идея о моральном миродержце является задачей
для нашего практического разума.
Нам не столько важно знать,
что такое бог сам по себе (по своей природе),
сколько что такое он для нас
как моральное существо,
хотя в интересах этого отношения
мы должны мыслить и
принимать свойства божественной
природы таким образом,
как это в данном случае диктуется
его абсолютным совершенством,
необходимым для исполнения его воли
(например, понимать его как неизменное, всеведущее,
всемогущее и т.д. существо),
и вне этого отношения ничего
в боге понять не можем, (с. 213)
(4) Против теизма[4] (Кант, 1980):
Антропоморфизм, которого люди вряд ли
могут избежать в теоретическом представлении
о боге и его сущности и который, впрочем
(если только он не влияет на понятие о долге)
сам по себе достаточно невинен,
— в высшей степени опасен,
поскольку дело касается нашего практического отношения
к божьей воле и нашей моральности.
Ибо тогда мы с о т в о р я е м себе бога,
которого мы легче всего можем склонить
на свою сторону и освободить от обременительных
и бесполезных усилий воздействовать на сокровеннейшую
сущность нашего морального образа мыслей, (с. 241)
Итак, перед нами тщательно разработанная система[5]. Но обладает ли она достаточной объяснительной силой для раскрытия ситуации наших дней? Можем ли мы, опираясь на нее, обсуждать проблемы идущего навстречу нам XXI века?
Кропоткин
Начало XX века. Долгожданная революция наконец свершилась. Гражданская война. Первая волна суровых большевистских репрессий. Христианская Русь ввергнута в безверие, в бездушие.
Кропоткин обращается к проблемам этики. Как естествоиспытатель и гуманист, он пытается найти естественно-научное основание справедливости и нравственности. В первом издании книга Этика выходит еще в 1922 году. Вот несколько цитат из этой книги (Кропоткин, 1991):
За последние тридцать лет я все время,
хотя и с перерывами, возвращался
к учениям о нравственности... (с. 260)
"I Любовь к истине уже составляет
добрую половину — лучщую половину
— всякого нравственного учения, (с. 36)
Взаимопомощь, Справедливость, Нравственность
— таковы последовательные
шаги восходящего ряда настроений,
которые мы познаем при изучении
животного мира и человека.
Они представляют органическую необходимость,
несущую в самой себе свое оправдание,
подтверждаемую всем развитием животного мира,
начиная с первых его ступеней
(в виде колоний простейших животных)
и постепенно поднимаясь
до высших человеческих обществ.
Говоря образным языком, мы имеем здесь
всеобщий мировой закон органической эволюции,
вследствие чего чувства Взаимопомощи,
Справедливости и Нравственности
глубоко заложены в человеке
со всею силою прирожденных
инстинктов; причем первый из них,
инстинкт Взаимной помощи, очевидно,
сильнее всех, а третий,
развившийся позднее первых двух,
является непостоянным чувством
и считается наименее обязательным, (с. 44)
Далее говорится, что если эти инстинкты ослабевают, то это ведет к вымиранию племени или вида.
Таково твердое основание,
даваемое наукой для выработки
новой системы этики и ее оправдания, (с. 44)
И еще несколько слов о нравственности:
Но общительность и справедливость все-таки еще
не составляют всей нравственности.
В нее входит еще третья составная часть,
которую можно назвать,
за неимением более подходящего выражения,
готовностью к самопожертвованию,
великодушием, (с. 274)
Но не прошло и ста лет со времени, когда были сказаны слова Кропоткина, как прозвучало предупреждение Хайека (Хайек, 1992), серьезного исследователя эволюции общества:
Э в о л ю ц и я н е м о ж е т б ы т ь с п р а в е д л и в о й. (с.130)
Все же позиция Кропоткина привлекает своей оптимистичностью. Свою глубокую, по сути своей религиозную, веру в гармоничность мироустройства он связал, следуя позитивистской настроенности тех дней, с наукой. И здесь мы преклоняемся перед ним.
Но обладает ли его подход достаточной полнотой? Мы можем согласиться с тем, что нарушение гармоничности ведет к гибели. Но вопрос — основной вопрос Этики — почему человек и общество в целом так часто и легко становится на путь, ведущий к гибели? — остается без ответа.
Разрабатывая вероятностно ориентированную модель сознания (Налимов, 1989), мы не уделяли особого внимания нравственным проблемам, поскольку в первую очередь нас интересовал механизм мышления в самом общем его понимании. Коротко говоря, он описывается нами так: есть некоторое семантическое поле р (|а), заданное на всем множестве смыслов ц; при решении некоторой конкретной задачи у спонтанно возникает фильтр р (y/(i), мультипликативно взаимодействующей с функцией р (}х); так создается система частной оценки для решения новой задачи или, может быть, старой, но в существенно новой ситуации. Несколько упрощая, можно сказать, что семантическое поле задается состоянием культуры, фильтр определяется личностным интеллектуальным и духовным состоянием человека.
Здесь возникают проблемы, которых мы ранее не касались:(1) Как оценить состояние культуры — ее многогранность, ее убедительность — умение откликаться на проблемы сегодняшнего дня; как выделить на общем шумовом поле то, что является фундаментальным для сегодняшнего дня. (2) Как оценить подготовленность человека к взаимодействию с культурой. (3) Можно ли найти достаточные и всеобщие основания для этики[6], основания, достаточные для самоорганизации. Насильственное регулирование в наши дни становится бесполезным, поскольку противодействующие силы (например, террористы) могут начать использовать современную технику с беспредельной разрушительной силой. (4) Насколько реалистична этика христианства.
<...>
XII. ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ОЖИДАНИЕ КОСМИЧЕСКОГО ВМЕШАТЕЛЬСТВА
Гораздо важнее видеть целостный смысл,
а не то, что преобладает в каждом
отдельном мнении, (с. 16)
Д. Бом (Бом, 1993)
На что же мы можем надеяться, всматриваясь в XXI век — или еще дальше, в III тысячелетие?
Конечно, сегодняшняя человеческая мысль — как бы она ни была отточена — все же будет еще не достаточна для создания новой, радикально иной Культуры.
Строго говоря, мы не знаем тех сил, под влиянием которые возникают новые культуры. Нам легче понять причины их гибели[*1]. Возможен негативный прогноз, когда происходит распад замкнутой системы. Но невозможен прогноз творчески развивающейся системы, так как «творчески» — значит спонтанно.
В чем же смысл философских размышлений о будущем? Ответ на этот вопрос звучит достаточно просто. Философски мыслящие люди, озабоченные судьбами жизни на планете, должны готовить общество к предстоящей вспышке новых идей глобального масштаба. Вспышка идей — и соответственно готовность к новой суровой борьбе.
В нынешней планетарной ситуации можно надеяться только на вмешательство космических сил. Здесь перед нами Тайна[*2].
Мы не знаем, как новые творческие идеи осеняют человека. Культура — более сложный организм, чем человек, но природа творческого процесса, по-видимому, в обоих случаях одинакова. Уверенно мы знаем только то, что человек может воспользоваться новыми смыслами, если он оказывается подготовленным к ним (Налимов, 1993).
И мы живем сейчас, кажется, в такой период, когда мыслящие люди должны напряженно и незамедлительно начать готовить общество к восприятию новых смыслов.
Эту работу хочется закончить близкими нам словами Хайдеггера, взятыми из интервью, данного им журналу Шпигель (Аугштайн, Вольф, 1991):
...философия не сможет вызвать никаких
непосредственных изменений
в теперешнем состоянии мира.
Это относится не только к философии,
но и ко всем чисто человеческим помыслам
и действиям (Sinnen und Trachten).
Только Бог еще может нас спасти.
Нам остается единственная возможность:
в мышлении и поэзии подготовить
готовность к явлению Бога
или же к отсутствию Бога и гибели;
к тому, чтобы перед лицом отсутствующего
Бога мы погибли.
..Мы не можем призвать его мыслью;
мы можем, самое большее,
пробудить готовность ожидания.
Мир не может быть тем,
что он есть и каков он есть,
благодаря человеку,
но не может и без человека, (с. 243)
Наша мысль, правда, звучит осторожнее. Нам кажется, что речь может идти не о буквальном пришествии Бога[*3], а скорее всего, о вмешательстве космических сил через реин-карнационное[*4] пришествие тех, кто уже побывал на Земле, а позднее в своих странствиях в мирах и, может быть, в веках оказался подготовленным к радикальному изменению ситуации Земли.
Нужен новый ментальный потенциал.
Нужны и харизматические личности, готовые его воплотить,
***
За мигом миг в таинственную нить
Власть Вечности, бесстрастная, свивает,
И горько слеп, кто сумрачно дерзает,
Кто хочет смерть от жизни отличить...
Какая боль, что грозный храм вселенной
Сокрыт от нас великой пеленой,
Что скорбно мы, в своей тоске бессменной,
Стоим, века, у двери роковой!
Ю. Балтрушайтис. Земные ступени, с. 30 Балтрушайтис (1983)
[1] Негативные стороны современной культуры рассмотрены нами в книге (Налимов, 1993 в).
[2] Ф. А. Хайек — выдающийся австро-американский экономист, лауреат Нобелевской премии. Его работы, посвященные развитию экономики современного общества, носят философский оттенок, резко противостоят социализму.
[3] Проблемам этики Кант посвятил серию работ: «Основы метафизики нравственности» (1785); «Критика практического разума» (1788); «Об изначально злом в человеческой природе» (1792); «Религия в пределах только разума» (1793); «Метафизика нравов» (1797).
[4] Теизм — учение, признающее существование Бога в виде особой личности, пребывающей вне мира, свободно создавшей его и действующей в нем.
[5] Обратим здесь внимание на то, что теологические построения Канта в какой-то степени близки к гностицизму: отчужденность Бога (протест против антропоморфизма), изначальность злого начала у человека, дуализм добра и зла, обретающий форму метафизического дуализма.
[6] Здесь нелишне отметить позицию Хайдеггера, приведенную Дж. Уэй-том (опирающимся на работу известного политического философа Л. Страуса) (Уэйт, 1991):
Из всех философов современности Хайдеггер (уже в Марбурге, еще до «Бытия и времени») был единственным, кто радикально поставил проблему того, что этика невозможна: «все его существо было проникнуто сознанием „того, что этот факт" открывает бездну», (с. 193)
Может быть, теперь настало время принять вызов, брошенный крупнейшим мыслителем нашего времени.
[*1] Ясперс предупреждает (Ясперс, 1994):
Быть может, нам грозит опасность вновь превратиться в людей каменного века, ибо мы, собственно говоря, никогда не перестаем ими быть. (с. 56)
Эта мысль перекликается с Платоном (Платон, 1971), который описывает в деталях деградацию процветавшей некогда Атлантиды (с. 553—560, N 114d — 121 с).
[*2] Выше мы уже говорили о русском революционном движении «Мистический анархизм». Там также речь шла о подготовке общества к созданию новой, духовно ориентированной культуры (Налимов, 1993 а),..
[*3] Отметим здесь, что в ранее принятом у нас толковании учения Хайдеггера он рассматривался как представитель атеистического экзистенциализма (Гайденко, 1989). Теперь мы видим, что позиция Хайдеггера столь многогранна, что она не укладывается в простую, однозначную классификационную схему.
[*4] Напомним здесь, что раннее христианство не отвергало реинкарнацию (Lampe, 1987).
Назад в раздел
