1989 – ВОЗМОЖНО ЛИ УЧЕНИЕ О ЧЕЛОВЕКЕ В ЕДИНОЙ ТЕОРИИ ЗНАНИЯ?

В сб.: Человек в системе наук. М.: Наука, 1989, с. 82–91.

ВОЗМОЖНО ЛИ УЧЕНИЕ О ЧЕЛОВЕКЕ В ЕДИНОЙ ТЕОРИИ ЗНАНИЯ[1]

Введение:
как происходит построение единой теории физического знания
(геометризация физики)

Хочется здесь, прежде всего, напомнить о том, что в канун нашего века Д. Гильберт – крупнейший математик своего времени – сформулировал на международном математическом конгрессе в Париже двадцать три нерешенные тогда математические проблемы. Шестая из них касалась аксиоматизации физики. К 20-м годам эта задача приобрела более слабое и соответственно более реалистическое звучание. Осознанной оказалась необходимость в построении единой геометризованной теории поля. Таким образом, возродилась программа геометризации физики, намеченная еще В. Клиффордом в 1870 г. Эта программа увлекла многих математиков и физиков – упомянем здесь только самого Д. Гильберта, его ученика Г. Вейля и А. Эйнштейна, посвятившего этой проблеме около тридцати последних лет жизни (См. [1, 3, 4, 22]).

В настоящее время речь идет о создании единой геометризованной теории поля, объединяющей четыре фундаментальных взаимодействия: гравитационное, электромагнитные и так называемые сильные и слабые взаимодействия, связанные с миром элементарных частиц. Окончательного результата еще не достигнуто – и до него еще далеко, но многое понятно, и, кажется, – ближайшее будущее многое обещает. Литература по этой теме огромна. Мы укажем здесь хотя бы на следующие, сравнительно легко читаемые книги [18, 19, 21].

Здесь уместно обратить внимание на позицию известного англо-американского физика Д. Бома, развивающего модель целостности мира как всеобъемлющего движения (Holomovement). Это направление сейчас, правда, приходится рассматривать только : как некоторую программу, направленную на построение концепции, объединяющей физический космос и сознание. В изложении Р. Вебер, неоднократно беседовавшей с Д. Бомом, предпосылки программы выглядят так.

Это объединенное поле ни нейтрально, ни свободно от значений, как того требует научный канон, это упорядоченная и благотворная энергия, заявляющая себя в той новой области, куда погружена физика, психология и религия. [31, с. 134]

Следствия, совместимые с этим видением, огромны. Полевая физика и полевое сознание должны, логически рассуждая, породить полевую психологию и полевую этику. [31, с. 135]

При попытке построения достаточно общих концепций неизменно приходится обращаться к полю – представлению пространственному. И это естественно: основой нашего творческого мышления является созерцание (это хорошо понимал уже И. Кант), а созерцание всегда пространственно. По-видимому, можно утверждать, что наше сознание или по крайней мере его глубинные уровни являются пространственными.

Важно отметить, что под влиянием развития математики и физики наше представление о пространстве необычайно расширилось. Появилось множество существенно различных геометрий, задающих различные пространства. Оказалось, что пространство, определяемое как непрерывная совокупность однородных элементов, может быть организовано весьма нетривиально – если хотите, даже причудливо. Научившись воспринимать мир через многообразие возможных пространственных структур, мы выводим наше сознание на грани повседневной обыденности, задаваемой органами наших чувств. Мы выходим в мир абстрактных фантазий и порожденные там представления начинаем использовать как метафоры при попытке теоретического осмысления реальности.

Физики в своих построениях используют следующие нетривиальные свойства пространства:

1) весьма высокую его размерность и даже дробную размерность;
2) кривизну – неевклидовы геометрии, на одной из них – римановой геометрии – построена эйнштейновская теория гравитации, породившая современные космогонические мифы;
3) неположительно определенную метрику – задающую псевдоевклидову геометрию, в которой квадрат расстояния может быть отрицательным;
4) переменную масштабность – метрика в каждой точке такого пространства задается так называемыми калибровочными преобразованиями;
5) возможность выбора в качестве физического элемента не точки, а струны – одномерного объекта с протяженностью планковой длины;
6) возможность обобщения понятия точки в так называемом расслоенном пространстве, где точке базового пространства соответствует свое пространство, называемое слоем над базой;
7) использование идеи непрерывности – обращение к пространствам с различными топологическими свойствами (любопытно, что использование топологических представлений позволило дать чисто геометрическое описание электромагнетизма без привнесения заряда). С пространственными представлениями оказались связанными такие важные для физики понятия, как симметрия и инвариантность. Здесь конечно, не все так просто, как может показаться с первого взгляда, и заблудиться очень легко. Но в поисках подходящей метафоры бродить в дебрях геометрий все же весьма увлекательно.

Существенным оказывается то, что геометризация физических представлений позволяет строить единую теорию без пресловутого редукционизма – ни одно из фундаментальных взаимодействий не сводится к другому как к более фундаментальному.

Построение вероятностной теории смыслов как путь к геометризации нашего представления о человеке

Иногда даже утверждают, что страсть к пониманию –
это грешный пережиток классической физики.
М. Бунге

Надо со всей серьезностью признать, что современной науке так и не удалось создать сколько-нибудь серьезной теории ни в биологии, ни в психологии, ни в социологии. Открыто множество фактов, построено множество локальных теорий, но в плане мировоззренческом из всего этого мало что следует. Локальные знания не интегрируются – единого знания из них не возникает. О природе человека мы до сих пор ничего серьезного не знаем, несмотря на множество книг, написанных на эту тему. Было сказано, что сознание – это функция высокоорганизованной материи, но и в наши дни всеобщего моделирования никто так и не построил модели, эксплицирующей это высказывание.

Сейчас мы можем представить себе серьезную теорию только как некое аксиоматическое построение. Но в то же время мы понимаем, что аксиоматизация никогда не может быть полной – об этом говорит опыт развития и физики (см., например, [2]) и самой математики,— если здесь вспомнить известную теорему Гёделя. Обращаясь к проблеме человека, хочется говорить о построении некой аксиоматически поддержанной геометризованной метафоры[2], охватывающей, через абстрактные построения, широкий, почти всеобъемлющий круг явлений, связанных с психикой человека. Перевод реально наблюдаемого в абстрактные, геометрически ориентированные построения – вот в чем наша постановка задачи, отнюдь не претендующая на полноту и безусловную строгость суждений. От метафоры нельзя требовать, чтобы она была легко понимаемой в привычной системе представлений – достаточно, чтобы она была созерцаема. Такие метафоры – как художественные произведения.

Встав на путь геометризации психологических представлений, мы можем надеяться подойти к построению сверхъединой теории поля, объединяющей как физическую, так и семантическую реальность, не прибегая к редукционизму.

Пытаясь построить аксиоматизированную метафору сознания, мы должны будем:

(А) ввести исходные, строго говоря, неопределяемые, но интуитивно ясные понятия;
(Б) сформулировать аксиомы;
(В) предложить правила вывода;
(Г) показать объясняющую силу модели.

А. Исходные понятия.

Вводятся два таких понятия: смыслы к сознание. Под смыслами мы будем понимать все то, что когда-либо было проявлено в культурах прошлого или будет проявлено в культурах будущего. Сознание[3] предстает перед нами как некоторое устройство, непрестанно и по-новому раскрывающее смыслы. Схематизируя, можно предложить следующую картографию сознания:

1) Уровень логического мышления. Здесь смыслы раскрываются через аристотелеву логику. Это компьютероподобная часть сознания.
2) Уровень пред мышления, где вырабатываются те исходные постулаты, на которых базируется собственно логическое мышление.
3) Подвалы сознания – на этом уровне происходит чувственное созерцание образов. Здесь осуществляется встреча с архетипами коллективного бессознательного, если пользоваться терминологией Юнга.
4) Физическое тело. Здесь мы имеем в виду, прежде всего, общесоматическое состояние человека. Те измененные состояния сознания, которыми так интересуется сейчас трансперсональная психология, возникают при отключении верхнего, логически структурированного уровня. Отключение осуществляется направленными воздействиями на тело – релаксацией, сенсорной депривацией, регулированием дыхания. Управляющему воздействию подвергается все, что может изменить собственное время. В этой системе представлений тело, если хотите, становится одним из уровней сознания.
5) Уровень метасознания. Можно думать, что этот уровень принадлежит уже, говоря словами В. И. Вернадского, к ноосфере, или, иначе, к трансличностному сознанию, взаимодействующему с телесно капсулизированным сознанием человека через бейесовскую логику, о которой мы будем говорить ниже. На этом космическом уровне происходит спонтанное порождение импульсов, несущих творческую искру (позднее мы будем называть их бейесовскими фильтрами).

Часть сознания – уровни (2) и (3) мы будем отождествлять с бессознательным. В этой публикации мы будем фиксировать свое внимание почти исключительно на том, что происходит на втором уровне, полагая, что происходящее там определяет внутренний семантический облик человека[4]. Приведенная здесь схема сознания весьма условна – на самом деле человек всегда, конечно, действует как нечто единое.

Б. Аксиоматика вероятностной теории смыслов.

1) Опираясь на представления современной философской герменевтики, и само сознание человека рассматривается как текст.
2) Тексты характеризуются дискретной (семиотической) и континуальной (семантической) составляющими.
3) Семантика определяется вероятностно задаваемой структурой смыслов. Смыслы – это есть то, что делает знаковую систему текстами.
4) Изначально все возможные смыслы мира как-то соотнесены с линейным континуумом Кантора – числовой осью μ, на которой в порядке возрастания их величин расположены все вещественные числа. Иными словами, смыслы спрессованы так, как спрессованы числа на действительной оси.
5) Спрессованность смыслов – это не распакованный (непроявленный) Мир: семантический вакуум.
6) Распаковывание (проявленность текстов) осуществляется вероятностной взвешенностью оси μ: разным ее участкам приписывается разная мера. Метрика шкалы μпредполагается изначально заданной и остающейся неизменной.
7) Соответственно семантика каждого конкретного текста задается своей функцией распределения (плотностью вероятности) – p(μ).Будем полагать, что функция распределения достаточно гладкая и асимптотически приближается (если иное специально не оговорено) к оси абсцисс. В общем случае можно говорить о текстах, определяемых функцией распределения вероятностей, задаваемой на многомерном пространстве.

В. Правила вывода.

Изменение текста – его эволюция – связано со спонтанным появлением в некой ситуации y фильтра
p(y/μ),мультипликативно взаимодействующего с исходной функцией p(μ).Взаимодействие задается хорошо известной в теории вероятностей формулой Бейеса:

p(μ/y) = k p(μ) p(y/μ),

где функция распределения p(μ/y) определяет семантику нового текста, возникающего после эволюционного толчка y; k – константа нормировки. Формула Бейеса в нашем случае выступает как силлогизм: из двух посылок p(μ) и p(y/μ) с необходимостью следует текст с новой семантикой
p(μ/y).

Бейесовская логика в нашей картографии сознания действует на уровне (2), будучи поддерживаема соответственно уровнями (3) и (4). Вновь возникающая система смыслов передается на уровень (1), где, огрубляясь, она обращается в систему атомарных смыслов, над которыми производятся операции аристотелевой логики. Но возможен и другой ход: новая система смыслов может раскрываться и средствами искусства и, более того, когда логика оказывается недостаточной, то просто средствами власти и насилия. Существенным в бейесовской логике оказывается следующее:

а) признается открытость семантической системы – она открыта спонтанному появлению фильтров; спонтанность мы готовы связать с трансперсональным[5] – надличностным началом человека, здесь тайна – мы касаемся здесь запредельной темы;
б) силлогизм применяется к смыслам, размытым на континууме,— возможность появления атомарных (точечных) смыслов исключена;
в) логическая операция носит числовой характер – в первой части формулы Бейеса стоит знак умножения, имеющий числовое раскрытие;
г) исключена возможность сильной дизъюнкции; язык оказывается свободным от закона исключенного третьего, соответственно он свободен от жесткого разграничения истинности и ложности.

Из сказанного следует, что предмышление человека по своей природе оказывается мифологическим.

Таким образом, мы здесь развиваем то, что наметил еще наш, теперь уже почти забытый мыслитель Я. Э. Голосовкер [7].

Г. Объясняющая сила модели.

Рассматриваемую здесь модель мы начали развивать более 15 лет тому назад. Первые усилия были направлены на то, чтобы, опираясь на вероятностные представления о семантике языка, объяснить, почему и как мы понимаем друг друга, пользуясь словами, не имеющими атомарных смыслов [11, 10].

Позднее, исходя из тех же вероятностных представлений, удалось показать, что понимание любого текста есть творческий процесс, а всякий творческий процесс – это спонтанное появление фильтра, радикально изменяющего исходную систему представлений.

Теперь несколько слов о природе человека. Здесь уместно рассмотреть (опять несколько схематизируя) четыре структурных составляющих личности:

1) эго – оно задается системой ценностных представлений, записываемых через плотность вероятности p(μ); эго – не стабильное состояние, а процесс, ибо система ценностных представлений непрестанно меняется, особенно в острых жизненных ситуациях; если человека рассматривать как текст, то это особый живой текст, способный к нескончаемой реинтерпретации самого себя;
2) метаэго – способность к спонтанному генерированию фильтров; это, пожалуй, наиболее сильная характеристика личности: человек остается самим собой – сохраняет свою индивидуальность до тех пор, пока у него сохраняется способность к генерированию нетривиальных фильтров, особенно в острых жизненных ситуациях;
3) желая углубить наше представление о природе человека, мы готовы принять представление о многомерности его сознания, которую будем описывать плотностью вероятности, заданной на многомерном семантическом пространстве: p(μ₁μ_2…, μ_n) полагая таким образом, что отдельные составляющие личностных ценностных установок в той или иной степени корреляционно связаны; каждый из нас хотя бы двумерен, иначе был бы бессмыслен тот внутренний диалог, который мы непрестанно ведем с самим собой; мультиперсональность сейчас широко обсуждается в западной психиатрии, оказываясь связанной как с явно патологическими проявлениями, так и с творческой активностью (см., например, [24]); гармоническая мультиперсональность – это несомненно путь преодоления отчужденности и агрессии;
4) гиперличность – представление о личности как о семантической структуре, воплощенной в различных физических телах: здесь речь идет о гипнозе, о феномене трансфера в психоанализе, о возникновении коллективного сознания у возбужденной толпы, о коллективном экстазе в религиозных мистериях или даже о состояниях глубокой влюбленности и о специальной практике слияния личностей в тантризме.

Все сказанное здесь подробно описано в наших публикациях [15, 16, 13, 14]. В нашей книге [28] показано, как вероятностно-герменевтический подход может быть использован и для описания биологического эволюционизма.

Сопоставление с философской классикой

Наш подход можно рассматривать как дальнейшее развитие философии Платона. У Платона мы находим высказывание об изначальном существовании идей. Его учение о Едином (в диалоге «Иарменид») выглядит сейчас как попытка раскрытия представления о континууме доступными ему тогда средствами. Единое оказывается у Платона связанным с Многим через число. Многое у него не является частью Единого и содержит в себе все Целое. Наша модель как раз и показывает, как изначально существующий семантический континуум проявляется через число (вероятностную меру) без разбиения его на части. Обращение к математическим представлениям позволило нам отчетливо раскрыть то, что у Платона оставалось подчас недостаточно разъясненным.

Вглядываясь в историю развития западной философии, мы постоянно находим там отзвуки платоновской мысли. Соответственно и наша модель часто выглядит не более как переформулировка на новом языке того, что было уже сказано ранее.

У Декарта находим (правда, беглое) высказывание о несчетности смыслов: «Истины... перечислить нельзя» [8, с. 447]. У Спинозы представление о первичном начале – субстанции, состоящей из бесконечно многих атрибутов, выглядит почти как наше представление о семантическом вакууме [20]. У Канта находим высказывание о том, что «...всякое человеческое познание начинается с созерцаний, переходит от них к понятиям и заканчивается идеями» [9, с. 127]. У Гегеля соответственно говорится о воспроизводящей силе воображения, заставляющей «образы» подниматься «на поверхность сознания» [6, № 455]. У Ницше читаем: «Сначала образы; объяснить, как возникают образы в уме, затем слова, отнесенные к образам» [17, № 490]. О природе личности он говорит: «Мои гипотезы: субъект как множественность» [Там же]. У Витгенштейна: «То, что образ изображает, есть его смысл» [5, № 2221]. У Мерло-Понти находим такие слова: «В силу того, что мы находимся в мире, мы приговорены к смыслам» [26, с. XIX]. У Сартра: «Трансцендентальное сознание есть безличностная спонтанность...» [30, с. 79]. У Гадамера: «Язык – это центральная точка, где „я" и мир встречаются или, скорее, обнаруживают исходное единство» [25, с. 431]. И наконец, у Уайтхеда: «Творчество – это наиболее универсальная из универсальных сущностей, характеризующая конечную природу фактов» [32, с. 28].

И в нашей модели основой Мира нам хочется признать его творческое начало. Тогда открывается возможность говорить и о смысле Мира, и о месте человека в нем. Смысл Мира – в раскрытии потенциально заложенных в нем смыслов. Смысл жизни человека – активное участие в этом процессе. Из этих скупых слов может многое следовать...

Заключение

Отметим здесь, что развиваемая нами бейесовская логика в какой-то степени эквивалентна метрической логике. Это значит, что можно отказаться от постулата о постоянстве метрики и рассматривать функцию распределения p(μ) как результат нелинейных (в общем случае) и локальных изменений в метрике семантически насыщенного пространства μ.

Иными словами, перед нами раскрывается чисто геометрическая картина семантического Мира. Текст, любой текст начинает выступать перед нами как возбужденное (т. е. разномасштабное) состояние семантически насыщенного пространства. Текст становится семантическим экситоном.

Наши представления о возможности раскрытия смыслов через метрические деформации можно сопоставить с хорошо известной в физике попыткой Г. Вейля построить единую теорию поля (в рамках римановой геометрии), охватывающей как гравитационные, так и электромагнитные взаимодействия. В пространстве Вэйля существует как кривизна, задаваемая полем тяжести, так и деформация масштабности (метрики) в окрестности точки, позволяющая описывать электромагнитные явления (См. [3],а также его статью в сб. «Альберт Эйнштейн» [1]). Несмотря на математическое изящество этих построений, они не были приняты в физике, поскольку нарушалось естественное для физики требование единого стандарта длины[6] [4]. В нашем подходе дело обстоит проще, так как мы имеем дело с особым, семантически насыщенным пространством, где теряет смысл приведенное выше требование. Здесь мы становимся на путь геометрического релятивизма. И если признать обоснованным наше утверждение о том, что как физический, так и семантический Мир описываются через одну и ту же, но варьирующуюся в своих частных проявлениях метафору, то это вселяет в нас уверенность в возможности построения единой картины Мира.

Наше возвращение к Платону – шаг очень серьезный. Признавая изначальное существование смыслов, хотя бы и очень размытых, размазанных по линейному континууму Кантора, мы выходим из замкнутого круга удручающего редукционизма. Изучая человека, его сознание, обязательно нужно было к чему-то редуцировать—к поведению (бихевиоризм), к социальным отношениям (Маркс, Энгельс), к инстинктам (Фрейд), к нейрофизио-логическим проявлениям или, наконец, даже к тому, что поддается описанию в системе представлений квантовой механики. Соответственно все модели получались сугубо локальными, не обладающими достаточной общностью. Иного научный канон не допускал. Но почему? Ведь в самой физике признается изначальное существование фундаментальных констант, задающих возможность бытия Вселенной. Признается и принцип антропности. Дж. А. Уилер – известный американский физик говорит: «Не только человек адаптирован к вселенной. Вселенная адаптирована к человеку» [23].

Но, встав на путь платоновской мысли, мы немедленно приходим к признанию ограниченности нашего знания. Теперешнее незнание – это уже не невежество. Это хорошо аргументированное, четко очерченное незнание. Философски обоснованное незнание. Незнание, провоцирующее нашу мысль, наше воображение.

За глубоким незнанием всегда стоит тайна. Как это серьезно – жить и ощущать себя сопричастным тайне во всей повседневности своей жизни. В пренебрежении к этой тайне, может быть, и лежит ключ к пониманию всех наших личных и социальных неурядиц.

ЛИТЕРАТУРА

1. Альберт Эйнштейн и теория гравитации. М., 1979. 

2. Бунге М. Философия физики: Пер. с англ. М., 1975. 

.3. Вейлъ Г. Электрон и гравитация // Избр. труды. М., 1981. С. 198-218. 

4. Визгин В. П. Единые теории поля в первой трети XX века. М., 1985. 

5. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958. 

6. Гегель Г. В. Ф. Философия духа//Энцикл. филос. наук. М., 1977. Т. 3. 

7. Голосовкер Я. Э. Логика мифа. М., 1987. 

8. Декарт Р. Начала философии//Избр. произведения. М., 1950. С. 426-544. 

9. Кант И. Критика чистого разума // Сочинения: В 6 т. М., 1964. Т. 3. 

10. Налимов В. В. Вероятностная модель языка. 2-е изд. М., 1979. На пол. яз: Nalimow W. W. Probabilistycny model jezyka. W., 1976. На англ, яз: Nalimou V. V. In the labyrinths of language: A mathematician's Journey. Philadelphia (Pa) 1981. 

11. Налимов В. В. Непрерывность против дискретности в языке и мышлении. Тбилиси, 1978. 

12. Налимов В. В. О возможности метафорического использования математических представлений в психологии // Психол. журн. 1981. Т. 2, № 3. С. 39-47. 

13. Налимов В. В. Природа смыслов в вероятностно ориентированной философии//Язык. Наука. Философия. Вильнюс, 1986. С. 154-180. 

14. Налимов В. В. Вероятностный подход к описанию явлений, происходящих на глубинных уровнях сознания // Тр. семинара, посвящ. 75-летию со дня рождения Д. И. Блохинцева. Дубна, 1986. С. 98-121. 

15. Налимов В. В., Дрогалина Ж. А. Вероятностная модель бессознательного: Бессознательное как проявление семантической вселенной // Психол. журн. 1984. Т. 5, № 6. С. 111-122. 

16. Налимов В. В., Дрогалина Ж. А. Как возможно построение модели бессознательного // Бессознательное. Тбилиси, 1985. Т. IV. С. 185-198. 

17. Ницше Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей // Полн. собр. соч. М., 1910. Т. 9. 

18. Редже Т. Этюды о вселенной: Пер. с итал. М., 1985. 

19. Розенталъ И. Л. Геометрия, динамика, Вселенная. М., 1987. 

20. Спиноза Б. Этика // Избр. произведения: В 2 т. М., 1957. Т. 1. 

21. УтиямЪ, Р. К чему пришла физика: Пер. с яп. М., 1986. 

22. Эрекаев В. Д. Историко-методические аспекты программы геометризации физики // Логика, методология и философия науки. М.. 1987. Вып. 2. С. 142-170. 

23. Barrow L D., Tipler F. J. The anthropic cosmological principle. Oxford, 1986. 

24. Beahrs J. O. Unity and Multiplicity: Multilevel of Self in Hypnosis, Psychiatric Disorder and Mental Health. N. Y. 1982. 

25. Gadamer H.-G. Truth and method. N. Y., 1975. 

26. Merleau-Ponty M. Phenomenology of perception. L., 1962. 

27. Nalimov V. V. Realms of unconscious: The enchanted frontier. Philadelphia, Pa., 1982. 

28. Nalimou V. V. Space, time and life. The probabilistic pathway of evolution. Philadelphia (Pa), 1985. 

29. Rey G. A. Reason for doubting the existence of consciousness//Consciousness and self-regulation: Ad. in research and theory/Ed. R. J. Davidson, G. E. Schwarts, D. Shapiro. N. Y.; L., 1983. Vol. 3. P. 1-40. 

30. Sartre J-P. La transcendendance de Fego. Esquisse d'un description phe-nomenologique. P., 1978. 

31. Weber R. Reflections on David Bohm's holomovement. A physicist's model of cosmos and consciousness // The metaphors of consciousness/Ed. R. S. Valle, R. von Eckartsberg. N. Y., 1981. P. 121-140. 

32. Whitehead A. N. Process and reality: An essay in cosmology. Cambridge, 1929. 

Назад в раздел