1976 – О НЕКОТОРОЙ ПАРАЛЛЕЛИ МЕЖДУ ПРИНЦИПОМ ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТИ БОРА И МЕТАФОРИЧЕСКОЙ СТРУКТУРОЙ ОБЫДЕННОГО ЯЗЫКА



Академия наук СССР,
Принцип дополнительности и материалистическая диалектика,
изд. «Наука», 1976

Врач-психиатр спрашивает пациента: что значит выражение – «золотые руки»? Больной отвечает: «Ну что же – человеку после ампутации сделали руки из золота».

В нашем обыденном языке к метафоре сходятся две логических нити суждений. В приведенном выше примере – одна нить связана с представлением о золоте как о драгоценном металле, другая – с представлением об умельце-человеке, умеющем делать своими руками удивительные вещи. Психически больной человек воспринимает только одну – прямую логическую нить суждений. Неспособность воспринимает метафоры – это один из диагностических признаков нарушения психики[1].

Язык науки также в значительной степени носит метафорический характер[2]. Рассмотрим здесь только один пример, относящийся к термину «метанаука» и производным от него терминам. В «Философском словаре»[3] читаем:

«Метагалактика (буквально „то, что находится за галактикой“) – космическая система, включающая миллиарды галактик…»
«Металогика – теория, исследующая системы и понятия (Метатеория) современной формальной логики».
«Метаматематика (теория доказательств) – теория, которая занимается изучением различных свойств формальных систем и исчислений (непротиворечивость, полнота и др.)…»
«Метатеория – теория, предметом исследования которой является некоторая другая теория. Метатеория изучает систему положений и понятий данной теории; устанавливает ее границы, способы введения новых понятий и доказательств ее положений и т.д., давая возможность более рациональным способным построить теорию…»


«Метафизика 1. Термин „метафизика“ возник в I в. до н.э. как обозначение части философского наследия Аристотеля и буквально означает „то, что следует после физики“. Сам Аристотель называл этот, по его убеждению важнейший, раздел своего философского учения „первой философией“, исследующей якобы высшие, недоступные органам чувств, лишь умозрительно постигаемые истины и неизменные начала всего существующего, обязательные для всех наук. В этом смысле термин „метафизика“ употреблялся в последующей философии. В средневековой философии метафизика служила теологии как ее философское обоснование… 2. В новое время возникает понимание метафизики как антидиалектического способа мышления, как результата односторонности в познании, когда рассматриваются вещи и явления неизменными и независимыми друг от друга, отрицаются внутренние противоречия как источник развития в природе и обществе…»

Но смысл термина «метафизика» не ограничивается двумя вышеприведенными определениями. На XV Международном философском конгрессе, состоявшемся осенью 1973 г. в Варне и проходившем под большим влиянием марксисткой философии, была секция, называвшаяся «Исследовательская группа № 4 „Современная метафизика“». Вот названия нескольких докладов, представленных на эту секцию: Bucher A.J. (BRD): «Metaphysik als Nihilismus»; Leclerc J. (USA): «Metaphysics and science»; Panova E. (Bulgaria): «Once again: „can metaphysics be a science“»; Nicolodi M. (Italy): «Cosmos»; Ильин В.В. (СССР): «Онтологическое содержание и гносеологические функции философских категорий».

Мы видим, что термин «метафизика» оказывается глубоко метафорическим – и к нему сходятся уже не две, а несколько линий логических суждений.

Остановимся теперь подробнее на представлении о метафорическом смысле понятия «метаматематика». К метаматематике относится хорошо известная теорема Гёделя о неполноте. По своему построению это обыкновенная математическая работа, так ее, собственно, и воспринимают математики. Но в то же время эта теорема имеет и очень глубокий философский смысл. Из этой теоремы следует, что мышление людей существенно богаче его дедуктивной формы и что нельзя, основываясь на формальной логике, построить компьютерный искусственный интеллект. Все это очень хорошо рассмотрено в небольшой книге Э. Нагеля и Дж. Ньюмена[4]. Теорема Гёделя позволяет понять и принципиальный характер тех трудностей, с которыми пришлось столкнуться физикам при их попытках слишком строго формализовать свои построения, – трудности здесь лежат, видимо, не только и не столько в самой природе внешнего мира, сколько в природе нашего мышления. Этот вопрос до сих пор остается недостаточно изученным[5].

Итак, мы видим, что к термину «метаматематика» сходятся по крайней мере две логических нити суждений. И если кто-то воспринимает только одну из них, то это вызывает, по крайней мере, недоумение. Но вот в статье Ф. Лифшица «Решение, не отвечающее серьезной задаче»[6], мы находим следующие слова, направленные против понятия «метанаука»:

«По точному смыслу этого термина (а также по исторической аналогии с аристотелевой „Метафизикой“) эта наука должна означать нечто, оказывающееся позади, пребывающее вне, за пределами обычной науки». Не есть ли это как раз явный пример игнорирования языковой метафоричности?

Если мышление человека действительно богаче его дедуктивной формы, то язык людей должен обладать средствами, позволяющими передавать это богатство. Мы уже не раз высказывали суждение о том, что многозначность языка, его полиморфизм есть средство, позволяющее преодолеть гёделевскую трудность в логической структуре нашего речевого поведения[7]. Метафора есть лишь одно из средств, с помощью которого этот полиморфизм проявляется.

Обратимся теперь, наконец, к принципу дополнительности Бора. Согласно этому принципу, в процессе описания мира для воспроизведения целостности объекта необходимо применять взаимоисключающие «дополнительные» классы понятий, каждый из которых порождает свою логически непротиворечивую линию суждений, но которые оказываются взаимно логически несовместимыми. Не есть ли все это просто перенесение метафорического принципа построения суждений в нашем языке на язык физических теорий? В нашем представлении принцип дополнительности – это просто дальнейшее расширение или, если хотите, усиление и возведение в принцип того приема, который в меньшем масштабе повседневно применяется в нашем речевом поведении. К метафоре мы привыкли и поэтому оказались психологически подготовленными к восприятию принципа дополнительности Бора в большей степени, чем, скажем, к восприятию двузначно-трехзначной логики Рейхенабаха.



[1] См. Language and thught in scghizophrenia. Berkeley, 1944.

[2] См. E.R. Maccormac. Meaning, variance and metaphor. – «British Journal of Philosophy», v. 22, N 2, 1972.

[3] См. Философский словарь. М., 1972.

[4] См. Э. Нагель, Дж. Р. Ньюмен. Теорема Гёделя. М., 1972.

[5] Известным шагом в этом направлении может служить работа: W. Yourgrau. Gӧdel and physical theory. – «Mind», v. N 309. 1969. p. 77-90.

[6] См.: «Вестник статистики», 1973, № 10.

[7] См.: В.В. Налимов, З.М. Мульченко. К вопросу о логико-лингвистическом анализе языка науки. – Проблемы структурной лингвистики. М., 1972.



Назад в раздел